Петербург — город не только трех революций, но и дюжины императоров. Царские статуи размечают исторический центр так же, как реки и каналы, и это чисто петербургское явление — фигурные памятники монархам впервые в России появились именно здесь. Солидному московскому царю и в голову бы не пришло почтить своего бородатого предшественника полноростовой статуей. А на брегах Невы собралась почти полная романовская линейка: три Александра, два Николая, Екатерина, Павел. И виновник всего этого — Петр.
Петров Первых в городе много — каменных, бронзовых, восковых, фарфоровых, шоколадных и просто ряженых. Собственно памятников как минимум пять, и их число плавно увеличивается. Царь-реформатор, авангардист и затейник, провоцирует художественные эксперименты, в результате чего рождаются такие выразительные творения, как лысый монстр Михаила Шемякина, восседающий напротив романовской усыпальницы в Петропавловской крепости. Не менее скандальным для своего времени был и Медный Всадник, но мы предлагаем начать смотр царей с более, на первый взгляд, традиционного памятника. С конной статуи работы Карло Растрелли, отца великого архитектора, перед Инженерным замком.
«Прадеду правнук», — лаконично написано на постаменте. Это отметился Павел I, с недавнего времени тоже занявший место неподалеку, за спиной прадеда, во внутреннем дворе замка (об этом позже). Все очень торжественно: царь в римских доспехах и лавровом венке, гордый спокойный конь, высокий пьедестал с сюжетными барельефами. Лавровые листья на голове Петра стоят дыбом, как языки пламени, и заменяют корону. В общем, образцовый рыцарь на образцовом коне. Если не приглядываться.
Если же приглядеться, можно заметить, что Растрелли за три века до Шемякина решительно исказил пропорции модели — сильно расширил Петра в груди, придав всаднику мощи. Портретное сходство осталось, но исчезло все то, что любят изображать ряженые Петры-актеры — свирепый взгляд и некоторая истеричность порывистого долговязого царя. Перед Михайловским замком красуется воплощение державной важности.
Зрителей чаще интересует другое, более странное искажение. Не у всадника, а у коня. Этого коня тоже считают слепленным с натуры — с любимого императорского жеребца по имени Лизетта (да, Петр Алексеевич был эксцентричен), ветерана Полтавской битвы.
Копыто его левой передней ноги, если смотреть на пьедестал с земли, выглядит как туфелька на каблуке. Объяснить этот оптический фокус трудно, городская легенда об увековечении ножки какой-то дамы не очень убедительна. Найти ракурс, в котором наконец появится обычное копыто, не удается.
Заметить лошадиную туфельку снизу не так просто, зато другая деталь постамента бросается в глаза. На темном барельефе с изображением Гангутской битвы в любую погоду золотится отполированная многочисленными прикосновениями деталь — фигура человечка, которого вытаскивают из волн в лодку. По примете, за него надо подержаться перед экзаменом, чтоб не «утопили». Но нужно еще дотянуться, так что пальцами страждущих отполирована самая нижняя, филейная часть «спасаемого из вод».
От смерти Петра Великого до воцарения его дочери Елизаветы на российском престоле сменилось четверо невеликих монархов — Екатерина I, Петр II, Анна Иоанновна, Иоанн VI с матерью-регентшей Анной Леопольдовной. Все они обходятся без столичных памятников, если не считать монументом пышную скульптурную композицию того же Растрелли «Анна Иоанновна с арапчонком». Она открывает экспозицию Русского музея.
У Елизаветы Петровны собственной статуи в Петербурге тоже нет. Это несправедливо — любимая дочь Петра оказалась правительницей своеобразной, но яркой. В общем, «веселая царица была Елисавет». Ее любовь к балам и маскарадам в сочетании с искренней религиозностью, пять тысяч платьев и опустевшая казна заслоняют другие достижения: Елизавета, например, отменила в России смертную казнь и открыла Московский университет.
Один памятник у нее все-таки был, но до наших дней не дожил. Не бронзовый, не мраморный, а «бисквитный» (из матового фарфора) бюст царицы поставили в 1895 году во дворе Императорского фарфорового завода, при ней основанного.
Елизавете наследовал Петр III — еще один горемычный царь, памятника не заслуживший. В отличие от жены.
Екатерина II — во всех смыслах вторая после Петра I, а памятник на площади Островского перед Александринским театром — второй по популярности царский монумент. Он находится в пятнадцати минутах ходьбы от растреллиевского Петра.
Император жезлом указывает примерно туда, в сторону «Катькиного садика». Надо пройти направо по Манежной площади, потом по оживленной и уродливой, как все «арбаты» страны, Малой Садовой, потом через Невский — к скверу с четырехметровым многофигурным памятником. Екатерина в парадном платье высоко подняла скипетр, у ее ног по кругу расположились сподвижники: Потемкин, Суворов, Румянцев, Безбородко, Бецкой, Чичагов, Орлов, Дашкова и Державин.
Вокруг красиво и мирно, «как при бабушке». За спиной Екатерины — Аполлон и музы на фасадах театра, по левую руку — философы Публичной библиотеки, напротив — бравый Гермес на здании Елисеевского магазина и футболисты в витрине фирменного магазина «Зенит». У ограды садика традиционно ловят клиентов уличные художники.
Под деревьями исторически встречались геи и шахматисты. Царица привечает всех.
При создании и установке памятника, если верить хроникам, ни один человек не пострадал — такое бывало редко. Никаких зловещих ассоциаций и легенд не возникло. Только фривольные: говорят, что сподвижники Екатерины, украшающие собой пьедестал, жестами и подручными средствами показывают, насколько их одарила природа. Лишь Державину нечем похвастаться да княгиня Дашкова не участвует, читает книгу. Правда, из всех девяти персонажей фаворит царицы здесь только один. Зато какой — Григорий Александрович Потемкин с фельдмаршальским жезлом.
Чтобы увидеть сына и наследника Екатерины, придется вернуться к Инженерному замку. И сделать это надо до 18:00, потому что относительно новый памятник доступен для осмотра «в режиме работы организации». Вечером двор запирают, и это добавляет не слишком удачной скульптуре символизма: невезучий император в глубине двора огражден решеткой от большого мира, как вечный узник того места, где нашел свою смерть.
Памятник появился в 2003 году, он очень театральный и чрезмерный. Павел с напряженным лицом, в полном царском облачении, в орденах, со скипетром и державой, восседает на причудливом троне, поставив ноги на табуреточку. Перед ним водружены два декоративных столба неясного назначения, и все это помещено на черный-черный гробообразный пьедестал. В довершение несчастья памятник буквально задвинули в угол — переместили из центра двора к стене «для удобства посетителей».
В общем, Михайловский замок неласков к своему хозяину и после его смерти.
«Полно ребячиться, ступайте царствовать», — такими словами граф Пален напутствовал нового императора Александра I после устранения Павла. Пассивный отцеубийца, победитель Наполеона, царь-реформатор и царь-мистик полноценной личной скульптуры в Петербурге не имеет. Тем не менее его монумент мощнее и выше всех прочих — Александровская колонна на Дворцовой площади. Лицу ангела будто бы придано сходство с лицом Александра Павловича, которого называли «ангелом», но уловить это сходство невозможно — ангел и ангел, бесполый и бесстрастный. Учитывая все темные легенды вокруг царя, будто бы разыгравшего собственную смерть в унылом Таганроге, чтобы под видом старца Федора Кузьмича странствовать и отмаливать грехи, такая персона ему подходит.